От кормления к подвигу

Пожарное решение о строительстве хрущевок определило облик и образ жизни всех горожан СССР и постсоветских стран
Юрий Абрамочкин / РИА Новости

Раньше я удивился бы, услышав от российского политика слово «подвизаться», а теперь не так уж и удивлен. «Многие инвесторы, которые подвизались, просто разорились на этих проектах», – говорил Сергей Собянин, обсуждая с президентом Владимиром Путиным судьбу ветхого жилья в Москве.

«Подвиг», «подвижничество» и «подвизаться» – родственные слова. Конечно, слово – всего лишь слово. Но если оно звучит без иронии в разговоре двух неэмоциональных людей, наделенных большой властью, то оно что-то говорит нам об их самоощущении. Речь действительно, возможно, идет о поприще, служении и подвиге. Потому что снести тысячи домов на 25 млн кв. м общей жилой площади, на которой живет 1,6 млн людей, и дать этим людям новые дома – это задача, равной которой по масштабу мы в постсоветское время просто не найдем.

Этот проект – а он, если верить объявленным цифрам, охватит более 10% всего жилищного фонда Москвы (225 млн кв. м) – будет гигантским даже по московским меркам. Размах строек оставит далеко позади и прежнюю программу сноса, которая распространялась на 1800 зданий жилой площадью чуть больше 6 млн кв. м, и нынешнюю урбанистическую «Мою улицу». Ближайшее сравнение, которое приходит в голову, – это собственно то время, когда ныне обветшавшие, но при этом давно и тепло обжитые пятиэтажки только строились. В конце 1950-х и в 1960-е гг. гигантские масштабы строительства стали в СССР нормой.

Размах жилищного строительства хрущевского и брежневского времени – рекордный для всего мира, а не только для России – был связан с тем, что, во-первых, людям было совсем негде жить и, во-вторых, советское государство в силу своего устройства могло за короткий срок сконцентрировать ресурсы и бросить их на решение одной понятной и насущной проблемы. Советская индустрия умела производить «вал».

Массовое жилищное строительство по всем изначальным проектам, в огромном множестве создававшимся с первых революционных лет, должно было быть приоритетом молодого советского государства. Архитекторы-инноваторы первых лет советской власти мечтали об отказе от гигантских мегаполисов, порожденных бесчеловечной логикой капитализма, о новых типах расселения и городах-садах.

Но в первом в мире государстве рабочих и крестьян жилище для рабочих и крестьян так и не стало главным объектом приложения сил государства. Жилищное строительство регулярно становилось жертвой штурмовых методов строительства тяжелой индустрии, нехватки средств, строительных материалов, времени и политической воли заниматься таким мещанским делом, как жилье. На большинстве строек коммунизма, когда доменные и мартеновские печи уже работали, люди все еще жили в палатках, землянках и бараках.

В больших исторических городах жилья не хватало просто потому, что города росли гораздо быстрее, чем размеры жилой площади. Элита постепенно занимала городские центры, но рабочие и инженеры, своими руками создававшие экономику СССР, оставались бездомными и до войны, и после. В течение военных лет, оставивших 25 млн людей без крова, жилищный кризис превратился в катастрофу.

Речь под названием «О широком внедрении индустриальных методов <...> строительства» Никита Хрущев произнес в декабре 1954 г. Сразу же начались разработки максимально дешевых и эффективных в производстве домов. В 1956–1957 гг. под руководством архитектора Натана Остермана был построен прототип большинства микрорайонов, которыми в течение последующих 50 лет покрылась вся страна, – 9-й микрорайон московских Черемушек. Это был экспериментальный квартал: в пятиэтажках, среди которых есть кирпичные, крупноблочные и панельные, испытывались разные технологии. Выбор пал на самые простые и легкие панельные «хрущевки», самой известной из которых стала серия К-7, разработанная Виталием Лагутенко. Начиная с 1957 г. на К-7 и другие серии, которые все сейчас отнесены к «сносимым», была сориентирована вся советская домостроительная индустрия.

Хрущевки и более поздние панельные дома, которыми покрыто до 80% территории большинства бывших советских городов, таким образом, суть эхо нерыночной индустриализации и войны. Они были пожарным спасением от разрастания социальной черной дыры, созданной советским государством. Пожарное решение задержалось на десятки лет и определило облик и образ жизни всех горожан СССР и постсоветских стран.

То, что предлагает московская мэрия, есть ни много ни мало ответ на эхо индустриализации. Человек, под руководством которого этот проект будет (если будет) осуществлен, войдет в историю. Проект настолько гигантский, что задачами кормления от стройбизнеса его не объяснишь. Он больше и любой предвыборной логики, потому что затянется на десятилетия (быстрее советской домостроительной индустрии никто сегодня работать не сможет) и завалит работой проектировщиков и строителей, возможно, не только российских.

Информации о том, кто и как будет осуществлять большое московское расселение, так мало, что к городскому правительству можно только сформулировать вопросы. Принципиально разным будет результат, если проектом будут заниматься преимущественно частные компании или преимущественно город. Частные компании, чтобы заработать, должны будут резко увеличить количество существующих в Москве метров, что окончательно забьет город людскими потоками и транспортом. Госкомпания мэрии («Управление гражданского строительства») может строить мало, но это госкомпания со всеми вытекающими последствиями. И, наконец, понять бы, насколько серьезны разговоры о жуткой «социально-инженерной» составляющей проекта – вытеснении пожилых граждан в пригороды и привлечении молодого и бодрого населения в центр.

Источник: "www.vedomosti.ru"