Россия сливает свое будущее: сумасшедшие расходы толкают страну в пропасть
Что скрывает объединение Резервного фонда и Фонда национального благосостояния
К анонсированному Минфином объединению двух суверенных фондов — Резервного и национального благосостояния — можно относиться по-разному. Например, что чаще всего и делается, как в простенькой арифметической задаче: когда воды в трубе было много, она наполняла два бассейна; сколько бассейнов она сможет наполнить, если воды станет гораздо меньше? А можно попробовать взглянуть на новую ситуацию чуть шире.
Могила без памятника
Минфин многократно предупреждал о приближающихся сроках исчерпания Резервного фонда. Но объединение суверенных фондов (а раз объединение — значит, в Резервном фонде еще что-то остается) по сути означает, что первым закончится Фонд национального благосостояния (ФНБ). Потому что объединение фондов — это отказ от целей, которые ставились перед ним. Именно так еще год назад формулировал вопрос Антон Силуанов: «Если закончатся средства Резервного фонда, то ФНБ — точно такой же резервный фонд».
Формально Минфин возвращает нас в ситуацию 2004–2008 годов, когда был один резервный Стабилизационный фонд, который, как выяснилось, временно был потом разделен на два фонда с различными целями и задачами. Через 10 лет мы оказались на той же исходной точке, откуда стартовали. Уже печально.
Еще печальнее, что кончина Фонда национального благосостояния совершенно бесславна. При нем так и не была внесена ясность в реформирование пенсионной системы, которая также вернулась на исходную точку, — а ведь этот фонд задумывался в первую очередь именно для ее поддержки. С помощью ФНБ не удалось реализовать сколько-нибудь масштабные инвестиционные проекты, хотя эта задача тоже ставилась перед фондом.
Аргумент, что денег не хватило, никак не проходит. Если деньги у государства когда-то и были в изобилии, то как раз в недалеком прошлом, когда и образовались два фонда. Есть оценки Научно-исследовательского финансового института (что характерно, минфиновского), по которым за семь самых «тучных» лет, когда цены на нефть исправно занимались альпинизмом, только федеральный бюджет получил $1,121 трлн. Впечатляющая сумма! Ну и где она? Какие инвестиционные проекты государство может предъявить? Каков результат? Кроме сочинской Олимпиады, по большому счету ничего. К Олимпиаде претензий нет, а вот к использованию нефтедолларов — есть. Остальное проели, каждый в меру своих возможностей.
ФНБ давал хоть какую-то (правда, с каждым годом все более эфемерную) надежду, что государство возьмется за реализацию необходимых для развития экономики проектов — прежде всего инфраструктурных. Но умер, не оставив по себе памятника.
Все в руках Минфина
А что теперь? Поддержка Пенсионного фонда отныне напрямую, без посредников, замыкается на бюджет. Возможно, так честнее, хотя теперь можно не сомневаться в скором увеличении возраста выхода на пенсию. Отчего проще жить будет Минфину, но вовсе не российскому населению.
Как Минфин представляет себе бюджетную политику, он продемонстрировал буквально только что, когда вносил последние поправки в бюджет 2017-го и 2018–2019 годов. Было наглядно показано, что наши главные экономические ведомства — Минфин и ЦБ — не отличаются широтой кругозора в постановке собственных целей. Они предпочитают стрелять каждый по одной мишени. У ЦБ — снижение инфляции, у Минфина — сокращение дефицита бюджета. И ни у кого нет таких целей, как рост экономики и тем более рост уровня жизни людей.
Дело дошло до того, что своей отчаянной борьбой за сокращение расходов Минфин вызвал аккуратное неодобрение даже со стороны своего бывшего шефа Алексея Кудрина, который всегда первым отстаивал приоритет финансовой стабильности. Но на этот раз он счел, что его бывшее ведомство проявило излишнюю жесткость: «Ниже 34% расходов опускаться сейчас не стоило бы в связи с тем, что у нас большие задачи по финансированию структурных изменений в экономике, по укреплению инфраструктуры страны, в бюджетных сферах — образовании, здравоохранении». По подсчетам Кудрина, в проектировках Минфина речь идет об урезании расходов до 33% ВВП в 2020 году.
В принципе ту же оценку, но без колебаний вокруг магических процентов ВВП, допустимых для госрасходов, высказали аналитики Райффайзенбанка: «Представленный Минфином план фактически не содержит в себе реализации обсуждаемых реформ и структурных изменений бюджета (например, роста расходов для поддержки экономики или налоговых маневров): изменение параметров связано в основном с корректировкой макроэкономического сценария. Этого же не предусматривает действующий базовый макропрогноз Минэкономразвития. Таким образом, создается впечатление, что правительство фактически консервирует существующий порядок вещей, отказываясь от активных действий, так как они либо в настоящий момент не находят широкой поддержки (налоговый маневр, повышение пенсионного возраста), либо их предпочитают отложить на более длительный срок».
Итак, все — и слева, и справа, и прямо по центру — говорят о реформах. Каждый — о своих. Но любые реформы стоят денег. И тут приходит Минфин и кроит бюджет так, что денег ни на какие реформы вообще в нем не оказывается.
А без реформ экономике ничего не остается, как замедляться. Россия все больше отстает от развитых стран — и это беда. Замедление и отставание могут еще больше активизировать тех, кто ставит на разворот в социально-экономическом и политическом развитии страны. Не говоря уже о том, что чем больше отставание, тем выше агрессивность в обществе.
Нефть не поможет
Теперь точно можно сказать, что уникальные шансы, которые были у нашей страны в эпоху щедрых нефтяных цен, упущены.
Разворачивающаяся на наших глазах борьба за цены на «черное золото» — отражение новой расстановки сил на нефтяном рынке. Все началось с новой заокеанской технологии — со сланцевой революции. Ее, с легкой руки «Газпрома», первым столкнувшегося с необычными конкурентами, в России долго не признавали. Многие не признают и сейчас, но быстрый рост добычи и нефти, и газа в США налицо. В столкновении новой технологии с ответными картельными ограничениями победа, скорее всего, останется за техническим прогрессом. Но это только одна сторона дела.
Вторая — в том, что США перестают нуждаться в накопленных стратегических резервах нефти. Они были созданы после того, как в 1973 году арабские страны в ответ на американскую поддержку Израиля ввели эмбарго на поставки нефти в США. Тогда же ОПЕК добилась почти четырехкратного взлета цен на нефть. Теперь США все больше могут рассчитывать на внутреннюю добычу. Как сообщает агентство Bloomberg, за последние 17 недель стратегический нефтяной резерв США сократился на 13 млн баррелей — до 682 миллионов. Это минимальный уровень за 12 лет. Резервы начинают распродаваться. В игре против ОПЕК и примкнувших к картелю стран-экспортеров (включая Россию) у США мощные козыри.
Отсюда следуют три вывода. Первый — США во все большей мере решающим образом влияют на нефтяной рынок. Второй — раз цена нефти традиционно определяется в долларах, новая расстановка сил укрепляет доллар и ослабляет рубль. Третий — Россия остро нуждается в модернизации экономики.
Но ни бюджет, ни фактически уже почивший ФНБ модернизации не помощники.
Могила без памятника
Минфин многократно предупреждал о приближающихся сроках исчерпания Резервного фонда. Но объединение суверенных фондов (а раз объединение — значит, в Резервном фонде еще что-то остается) по сути означает, что первым закончится Фонд национального благосостояния (ФНБ). Потому что объединение фондов — это отказ от целей, которые ставились перед ним. Именно так еще год назад формулировал вопрос Антон Силуанов: «Если закончатся средства Резервного фонда, то ФНБ — точно такой же резервный фонд».
Формально Минфин возвращает нас в ситуацию 2004–2008 годов, когда был один резервный Стабилизационный фонд, который, как выяснилось, временно был потом разделен на два фонда с различными целями и задачами. Через 10 лет мы оказались на той же исходной точке, откуда стартовали. Уже печально.
Еще печальнее, что кончина Фонда национального благосостояния совершенно бесславна. При нем так и не была внесена ясность в реформирование пенсионной системы, которая также вернулась на исходную точку, — а ведь этот фонд задумывался в первую очередь именно для ее поддержки. С помощью ФНБ не удалось реализовать сколько-нибудь масштабные инвестиционные проекты, хотя эта задача тоже ставилась перед фондом.
Аргумент, что денег не хватило, никак не проходит. Если деньги у государства когда-то и были в изобилии, то как раз в недалеком прошлом, когда и образовались два фонда. Есть оценки Научно-исследовательского финансового института (что характерно, минфиновского), по которым за семь самых «тучных» лет, когда цены на нефть исправно занимались альпинизмом, только федеральный бюджет получил $1,121 трлн. Впечатляющая сумма! Ну и где она? Какие инвестиционные проекты государство может предъявить? Каков результат? Кроме сочинской Олимпиады, по большому счету ничего. К Олимпиаде претензий нет, а вот к использованию нефтедолларов — есть. Остальное проели, каждый в меру своих возможностей.
ФНБ давал хоть какую-то (правда, с каждым годом все более эфемерную) надежду, что государство возьмется за реализацию необходимых для развития экономики проектов — прежде всего инфраструктурных. Но умер, не оставив по себе памятника.
Все в руках Минфина
А что теперь? Поддержка Пенсионного фонда отныне напрямую, без посредников, замыкается на бюджет. Возможно, так честнее, хотя теперь можно не сомневаться в скором увеличении возраста выхода на пенсию. Отчего проще жить будет Минфину, но вовсе не российскому населению.
Как Минфин представляет себе бюджетную политику, он продемонстрировал буквально только что, когда вносил последние поправки в бюджет 2017-го и 2018–2019 годов. Было наглядно показано, что наши главные экономические ведомства — Минфин и ЦБ — не отличаются широтой кругозора в постановке собственных целей. Они предпочитают стрелять каждый по одной мишени. У ЦБ — снижение инфляции, у Минфина — сокращение дефицита бюджета. И ни у кого нет таких целей, как рост экономики и тем более рост уровня жизни людей.
Дело дошло до того, что своей отчаянной борьбой за сокращение расходов Минфин вызвал аккуратное неодобрение даже со стороны своего бывшего шефа Алексея Кудрина, который всегда первым отстаивал приоритет финансовой стабильности. Но на этот раз он счел, что его бывшее ведомство проявило излишнюю жесткость: «Ниже 34% расходов опускаться сейчас не стоило бы в связи с тем, что у нас большие задачи по финансированию структурных изменений в экономике, по укреплению инфраструктуры страны, в бюджетных сферах — образовании, здравоохранении». По подсчетам Кудрина, в проектировках Минфина речь идет об урезании расходов до 33% ВВП в 2020 году.
В принципе ту же оценку, но без колебаний вокруг магических процентов ВВП, допустимых для госрасходов, высказали аналитики Райффайзенбанка: «Представленный Минфином план фактически не содержит в себе реализации обсуждаемых реформ и структурных изменений бюджета (например, роста расходов для поддержки экономики или налоговых маневров): изменение параметров связано в основном с корректировкой макроэкономического сценария. Этого же не предусматривает действующий базовый макропрогноз Минэкономразвития. Таким образом, создается впечатление, что правительство фактически консервирует существующий порядок вещей, отказываясь от активных действий, так как они либо в настоящий момент не находят широкой поддержки (налоговый маневр, повышение пенсионного возраста), либо их предпочитают отложить на более длительный срок».
Итак, все — и слева, и справа, и прямо по центру — говорят о реформах. Каждый — о своих. Но любые реформы стоят денег. И тут приходит Минфин и кроит бюджет так, что денег ни на какие реформы вообще в нем не оказывается.
А без реформ экономике ничего не остается, как замедляться. Россия все больше отстает от развитых стран — и это беда. Замедление и отставание могут еще больше активизировать тех, кто ставит на разворот в социально-экономическом и политическом развитии страны. Не говоря уже о том, что чем больше отставание, тем выше агрессивность в обществе.
Нефть не поможет
Теперь точно можно сказать, что уникальные шансы, которые были у нашей страны в эпоху щедрых нефтяных цен, упущены.
Разворачивающаяся на наших глазах борьба за цены на «черное золото» — отражение новой расстановки сил на нефтяном рынке. Все началось с новой заокеанской технологии — со сланцевой революции. Ее, с легкой руки «Газпрома», первым столкнувшегося с необычными конкурентами, в России долго не признавали. Многие не признают и сейчас, но быстрый рост добычи и нефти, и газа в США налицо. В столкновении новой технологии с ответными картельными ограничениями победа, скорее всего, останется за техническим прогрессом. Но это только одна сторона дела.
Вторая — в том, что США перестают нуждаться в накопленных стратегических резервах нефти. Они были созданы после того, как в 1973 году арабские страны в ответ на американскую поддержку Израиля ввели эмбарго на поставки нефти в США. Тогда же ОПЕК добилась почти четырехкратного взлета цен на нефть. Теперь США все больше могут рассчитывать на внутреннюю добычу. Как сообщает агентство Bloomberg, за последние 17 недель стратегический нефтяной резерв США сократился на 13 млн баррелей — до 682 миллионов. Это минимальный уровень за 12 лет. Резервы начинают распродаваться. В игре против ОПЕК и примкнувших к картелю стран-экспортеров (включая Россию) у США мощные козыри.
Отсюда следуют три вывода. Первый — США во все большей мере решающим образом влияют на нефтяной рынок. Второй — раз цена нефти традиционно определяется в долларах, новая расстановка сил укрепляет доллар и ослабляет рубль. Третий — Россия остро нуждается в модернизации экономики.
Но ни бюджет, ни фактически уже почивший ФНБ модернизации не помощники.
Источник: "mk.ru"
Предыдущая статья
«На хлеб и воду»: Россия снижает расходы на питание заключенных
Следующая статья
Жителям Крыма спишут долги по кредитам до 5 миллионов рублей
Комментарии
Минимальная длина комментария - 50 знаков. комментарии модерируются